успокаивалась, пока вожделенное издание не становилось её собственностью. Иногда Зинаида Петровна подворовывала, но, в отличие от других санитарок, присваивала исключительно духовную пищу. Колбаса и даже растворимый кофе были для неё табу! То ли дело все эти нефертити, марии-антуанетты, анны болейн и прочие генрихи, людовики, наполеоны и тутанхамоны … Зинаида Петровна жадно читала и перечитывала интимные подробности легендарных биографий. Особо впечатлявшие её фрагменты она подчёркивала красным карандашом, чтобы после заучивать наизусть. Стоит отметить, что чувства её были весьма противоречивы. Если коротко, это была гремучая смесь обожания и ненависти, восхищения и злобы. Если бы Клеопатра не умерла от укуса ядовитого аспида, она могла быть задушена лично Зинаидой Петровной. Нечего вымачивать телеса в парном молоке, когда у неё, Зинаиды Петровны, от вечной перекиси и хлорки кожа клочьями слезает! Или эта певичка, Полина Виардо, через всю Европу посылавшая Тургеневу обрезки ногтей! Это как прикажете понимать?! Извращенцы! А у Наполеона с Жозефиной вообще ни стыда ни совести: “Возвращаюсь из похода, прекращай мыться …” Видали мы таких немытых туристов в кожвендиспансере на Строителей, 3.
Погружаясь в чужую жизнь, Зинаида Петровна искренне пыталась понять, почему все эти прославленные выскочки заслужили счастье, пусть горькое, зачастую болезненное, недолговечное, но всё-таки счастье, а ей в нём было отказано раз и навсегда. Чем они лучше неё, Зинаиды Петровны, у которой никто и никогда не то что обрезка ногтя – номера телефона не попросил?
Зинаида Петровна негодовала, но всё читала и перечитывала, читала и перечитывала, доводя себя до неистовства, до полного изнеможения где-то там, в самом низу живота. Дочитавшись до чёрных точек перед глазами, она скидывала платье, стягивала посеревшее от частых стирок штопаное бельё и подолгу разглядывала себя в тусклом зеркале крошечной прихожей. Гордо вздёргивала подбородок, изо всех сил втягивала студенистый живот, клала руки на давным-давно утратившую девичье очарование грудь, представляя, что руки эти вовсе не её, а чьи-то другие – мужественные и сильные, вот, например, как у их завотделением. А потом случилась эта история с ногой. Крошечная трещина на мозолистой пятке, стыдливо скрытая от всё того же завотделением, в итоге переросла в гангрену. Расставшись с конечностью, Зинаида Петровна выписалась из больницы прямиком на пенсию и прелести свои разглядывать перестала. Но страстный пыл, накопленный за годы чтения, остался при ней. Зинаида Петровна выплёскивала его на первых встречных.
Если погоды стояли хорошие, давление не скакало и культя не ныла, она подкарауливала соседей на лестничной клетке и повествовала о своём славном хирургическом прошлом. Если же самочувствие подводило, Зинаида Петровна изливала на первых встречных всю свою боль с горьким разочарованием и жгучей обидой на судьбу.
По вечерам Зинаида Петровна выходила на “вторую смену” – вновь устраивалась с заметками у окна. Потому как кто и когда ушёл – это полдела; куда интереснее, кто, во сколько, в каком состоянии и с кем вернулся.
18:55. Кузьмин. Прёт своей халде два мешка продуктов. Чтоб ей лопнуть, прорве ненасытной.
19:27. Рихтманша. С букетом. Ясно, очередного хахаля завела. Утром не выходила. Значит, дома не ночевала. Травиата!
19:36. Зуйкины с орущей коляской. (Сигнал в опеку.)
20:01. Петька с бутылкой. Морда расквашена. Скорей бы сдох под забором. (Позвонить участковому.)
20:27. Казанова доморощенный (далее неразборчиво). НЕНАВИЖУ!!!
Война с доморощенным Казановой, в миру Михаилом Ипатовым (38 лет, 185/85, образование среднее специальное, разведён), началась пару месяцев назад, когда тот, въехав в квартиру этажом выше, впервые припарковал ослепительного “стального коня” у крыльца. Зинаида Петровна оборвала весь буйный цвет герани, наблюдая, как этот молодой викинг стягивает шлем и перебрасывает через седло затянутую в чёрную кожу мускулистую длинную ногу. Придя в себя, пулей (насколько это вообще возможно) Зинаида Петровна метнулась к двери – стремительный взгляд в зеркало, чтобы поправить пух кудрей, – и перегородила новоиспечённому соседу дорогу на второй этаж.
– Здравствуйте, молодой человек! Вы, как я понимаю, новый жилец Ларионовых? Учтите, на кухне случаются протечки. А я – Зинаида Петровна. В прошлом хирург, заслуженный врач, ко мне на операции из самой Москвы ездили и даже из Саратова. Жанна д’Арк – вот как меня называл …
Про Саратов и Жанну д’Арк она договаривала уже в могучую викингову спину: Ипатов (фамилию она узнала позже), неопределённо кивнув, просто обогнул старуху и молча устремился вверх по лестнице.
– Хам! – оскорблённо взвизгнула Зинаида Петровна. – И только попробуйте включать музыку после восьми! Я буду жаловаться.
Музыку викинг Ипатов не включал. Но раз или два, а то и трижды в неделю привозил на своём коне очередную Изольду и устраивал с ней в дальней комнате оглушительный концерт. Слышимость в хрущёвке была филармоническая, и Зинаида Петровна отчётливо различала малейшие нюансы сложнейшей партитуры вздохов и стонов, сопровождавшейся мерным скрипом дивана. Можно было, конечно, прикрыть дверь и включить телевизор погромче. Но вместо этого, едва завидев у подъезда коварного соблазнителя под руку с белокурой, огненно-рыжей или темноволосой красоткой, Зинаида Петровна упрямо поджимала губы и поспешно перемещалась “в партер” – в маленькую комнату, до недавнего времени служившую ей кладовкой. Устроившись поудобнее среди упаковок сахара, гречки, макарон и туалетной бумаги, Зинаида Петровна прикрывала глаза и вся обращалась в слух. Захваченная этими невидимыми спектаклями, она всё чаще пропускала вечерние, а иногда и утренние дежурства у окна, записи в дневнике становились всё суше и короче, а однажды Зинаида Петровна и вовсе забыла, куда дела тетрадь.
Зинаида Петровна осунулась, взгляд её стал блуждающим, руки тряслись, а в дни, когда Ипатов возвращался домой один, на неё накатывала такая злая тоска, что ночами она крутилась в постели, пожираемая бессонницей.
С этим надо было что-то делать. И вот в разгар очередного любовного концерта Зинаида Петровна собрала волю в кулак и, силой выдернув себя из истомы, вышла на лестничную клетку. Вызвала лифт, поднялась на второй этаж. Поколебавшись всего мгновение, нажала на кнопку звонка. Рихтманша открыла сразу, будто ждала её прихода.
– Аннушка, как поживаете? Я, кажется, не вовремя? – Зинаида Петровна явственно различила мерный гул вечеринки (посреди недели!) на кухне у соседки, но и не подумала отступить – напротив, начала штопором ввинчиваться в квартиру, решительно наступая на хозяйку.
– Ничего страшного, Зинаида Петровна. У вас всё в порядке? – Рихтманшу было непросто сбить с толку: едва заметное движение правым плечом, и старуха оказалась зажата между дверным косяком и вешалкой с грудой курток и пальто.
– Аннушка, я по поводу нашего соседа, Михаила. Так дальше продолжаться не может. – Зинаида Петровна резко стукнула палкой об пол, словно бы
